Сказка из Ленинградской коммуналки - Ася Логинова

я и, резко взяв Руденко за расслабленную руку, заломила её за спину парня. Из его уст послышался резкий крик боли. Я отпустила Сашу и, не дожидаясь новой порции оскорблений, ушла в коридор. – Счастливо оставаться, никто!

Глава 8.

Поребрики и кварталы

Приведения – это ни то чтобы люди, а скорее их заблудшие души, которые потерялись между двумя мирами. Эта самая душа как такового возраста не имеет, поэтому может принимать любое обличие своего хозяина. Будь то образ подростка-максималиста или же мудрого старейшины. В этом вопросе всё зависит от личного восприятия владельца. Быть честной, о призраках я знаю чрезвычайно мало, а с системой распределения душ в ином мире знакома поверхностно. Да и по правде говоря, этот вопрос мало кого волнует, пока ты с ним сам не столкнёшься. Поэтому довольствуемся той информацией, которую имеем, и принимаем призраков как данность.

Я вам, людишки, искренне завидую, что вы не видите этих иной раз противных существ. Ладно если человек был образованный – с ним и поговорить о чём есть, и узнать можно много нового. А ежели он скупердяй не располагающей к себе наружности? Вот бывает, идёшь по набережной Мойки, встретится тебе это чучело-мяучело, почувствует, что от тебя запахом магии сквозит, и пристанет как банный лист: «Ой, помоги мне, пойди отомсти Колику из пятого подъезда за то, что это он мне палёную водяру принёс». Что ж ты пил-то её тогда, раз самый умный здесь нашёлся? В детстве же читали сказки, не пейте ни понять откуда – парнокопытными станете. А эти всё головой своей пустой не думают при жизни, а потом козлятами неприкаянными бегают. И главное, не отобьёшься же от этих неугомонных. Начнёшь кулаками махаться – тут же в дурку увезут. Единственный способ – это словесно пригрозить, потому что сам с собой разговаривающий человек, бродящий по улицам культурной столицы, выглядит более обыденно, чем курьер с жёлтым рюкзачком. Сейчас, во время моей прогулки по набережной, мне не встретился ни один призрак, а только чёрный кот. Не верю я в приметы и вам не советую, потому что несчастий мне это милое создание не принесёт, ведь сегодня все мои проблемы исходили лишь от приведений.

Быть честной, всё-таки самый противный призрак Петербурга жил далеко ни в подворотне, ни под мостом и даже не в Парнасе. Слушайте внимательно и запоминайте его адрес, советую не появляться там даже при острой необходимости или туристической заинтересованности: набережная реки Мойки, 94. Вход с улицы Декабристов, но лучше даже не смейте проходить туда – себе дороже.

Мне, как ответственному сотруднику полиции, пришлось всё-таки нарушить собственные принципы и наставления. Я быстро, в меру своих сил, поднималась по белоснежной центральной лестнице. Вокруг была непрекращающаяся суета: судмедэксперты бегали с прозрачными пакетами в руках и фотоаппаратами в поисках улик, полицейские в штатной форме опрашивали свидетельниц – бабушек, которые сутками охраняют музей, а местные участковые с интересом смотрели на происходящее и грели уши. Если честно, то за последние дни я была в музеях больше, чем за прошедшие лет сто. И, поверьте, эта тенденция меня не радует от слова совсем.

– Туда сказали никого не пускать, – преградил мне дорогу в просторную гостиную один из пареньков, сновавших туда-сюда без толку.

– Младший лейтенант, мальчик молодой, – пропела я, отодвигая полицейского в сторону от входа в помещение. – Уж извини, не хочу я танцевать с тобой.

– Но это по приказу, – начал говорить младший лейтенант, но был прерван капитаном Державиным, который тут же подбежал ко мне.

– Ой, Дашка, привет, – весело заулыбался Толян и легонько приобнял меня за плечи. – Сколько лет, сколько зим! Ты какими судьбами?

– Да вот, Толь, понимаешь ли, сообщили, что у вас тут мистические цифры нарисованы, – ответила я, на что Державин взял меня за локоть и, проведя вглубь шикарной гостиной, указал на стену с покрытием из бежевого шёлка. Поверх неё виднелась алая римская четвёрка. – Это кровь? Чья?

– Проверяем всё. Трупов не обнаружено, свидетелей нет. Камеры снаружи записывали, но, судя по ним, никто в здание ночью не заходил, – пожал плечами Толя, перебирая в руках стопку документов.

– А что украли-то? – спросила я, окинув взглядом помещение. По моему субъективному мнению, всё стояло на своих местах, только вот одна из витрин пустовала.

– Драгоценности: изумрудные серьги, корсажное украшение, тиара из горного хрусталя и алмазов да несколько колец, – прочитал Державин строки из заявления. – Они как под землю провалились.

– В Русском и на Литейном всё так же глухо было. А там что? – спросила я, показав рукой в сторону белой двери с золотой окантовкой.

– Спальня. Там ничего интересного нет, мы уже проверили, – отмахнулся Державин и, достав из кармана арбузную жвачку, протянул мне. – Будешь?

– Нет, спасибо. Я пойду всё-таки спальню осмотрю сама, – сказала я и, получив от Толи утвердительный кивок, направилась в сторону комнаты. У Державина и без меня здесь рук хватает, а там я сейчас буду куда нужнее.

За белоснежной дверью скрывалась парадная спальня княгини, которая была оформлена в лазурном оттенке в стиле эклектика. Наличие здесь большого количества текстиля, модного в начале XIX века, мне никогда не нравилось. Ткань присутствует фактически везде: в обивке стен, мебели, на окнах, балдахине и покрывале кровати, абажуре торшера – и всё это изобилие текстильных материалов выполнено в угнетающем синем цвете. Единственное, что выделялось из этого царства лазури, – подлинный угловой камин из оникса в стиле «Луи Филипп».

– Понаставили тут всякого, – проворчала я, перешагивая через верёвочное ограждение, сделанное для того, чтобы толпы туристов не мешали существовать одному противному призраку.

– Моя милая Дашута, – раздался голос, обладатель которого тут же материализовался передо мной. Обличие у него было обыденное: белая накрахмаленная рубашка, чёрный жилет и брюки, начищенные ботинки, уложенные волосы. Он всегда был одет как с иголочки, пахло от него цедрой и восточными специями. Этот запах всегда сводил поклонниц с ума, заставлял падать ему в ноги. Феликса Юсупова любили всегда и все. Хотя бы за его наружность и виртуозное умение запудрить голову.

– Феликс, – проговорила я, и Юсупов, быстро преодолев расстояние между нами, аккуратно взял моё лицо руками. Холодные. Как и всегда.

– Дашута, ты не можешь себе вообразить, что я пережил! – воскликнул Феликс, одарив меня своим взволнованным взглядом не то чтобы голубых, а даже больше сероватых очей. – Я стоял около лестницы, старался найти вдохновение для моей новой картины, как вдруг увидел, что наверх поднимается некий мужчина. Он был ростом около двух метров, с огромной бородой, разрисованными руками – он держал в них оружие!

– Феликс, – вновь сказала я, но Юсупов, кажется, вообще не услышал этого и продолжил тараторить.

– Я не ожидал, что мужчина меня заметит, ведь видят меня только существа высшего сорта. Но этот чурбан погнался за мной. Я забежал в Мавританский зал, потому что накануне вечером я перенёс несколько своих револьверов именно туда. Быстро взяв оружие, я направился по следам преступника. Я прошёл в соседнюю гостиную, но этот нарушитель уже написал на стене зловещий знак и вытащил все украшения из этого стеклянного ящика. Я выстрелил ему в правое плечо, он, корчась от мучительной боли, щёлкнул пальцами и переместился в неизведанном направлении.

– Феликс, заткнись, – прикрикнула на парня я и, скинув его руки, сделала несколько шагов назад. – Зачем ты это устроил?

– Я устроил? Это я вообще-то пострадал, как и драгоценные украшения, и мой прекрасный дворец, – возмутился Феликс и воинственно сложил руки на груди.

– С тобой невозможно, Юсупов, – усмехнулась я и, развернувшись на носках, направилась в сторону камина.

– Дашута, ты куда пошла? – удивлённо спросил Феликс и быстро последовал за мной. Я внимательно оглядела вещи, стоящие на полке камина: оловянные подсвечники, фарфоровые статуэтки и, наконец, голубые механические часы. Как только я аккуратно передвинула их стрелки на двенадцать часов тридцать